Рубрики
Без рубрики

Басни Эзопа

Басни Эзопа

Эзо́п 150 до н. э. (Villa Albani коллекция),Рим

Интерес к басням Эзопа переносился и на его личность; за неимением достоверных сведений о нём прибегали к легенде. Фригийский краснобай, иносказательно поносивший сильных мира сего, естественно, представлялся человеком сварливым и злобным, наподобие Гомеровского Терсита, а потому и портрет Терсита, подробно изображённый Гомером, был перенесён и на Эзопа. Его представляли горбатым, хромым, с лицом обезьяны — одним словом, во всех отношениях безобразным и прямо противоположным божественной красоте Аполлона; таким он изображался и в скульптуре, между прочим — в том интересном изваянии, которое до нас сохранилось.

В средние века была сочинена в Византии анекдотическая биография Эзопа, которая долго принималась за источник достоверных сведений о нём. Эзоп представлен здесь рабом, за бесценок продаваемым из рук в руки, постоянно обижаемым и товарищами-рабами, и надсмотрщиками, и хозяевами, но умеющим удачно мстить своим обидчикам. Эта биография не только не вытекла из подлинной традиции об Эзопе — она даже и не греческого происхождения.  Её источник — еврейская повесть VI века до н. э. о мудром Ахикаре, принадлежащая к циклу легенд, которыми была окружена у позднейших евреев личность царя Соломона. Сама повесть известна, главным образом, из древнеславянских переделок (Повесть об Акире Премудром).

Из: Эзоп. Заповеди. Басни. Жизнеописание / пер. Гаспарова М. Л. — Ростов-на-Дону: Феникс, 2003. — 288 с. 

Волк и Журавль
Подавился волк костью и не мог выперхнуть. Он подозвал журавля и сказал:
«Ну-ка, ты, журавль, у тебя шея длинная, засунь ты мне в глотку голову и вытащи кость: я тебя награжу».
Журавль засунул голову, вытащил кость и говорит: «Давай же награду».
Волк заскрипел зубами, да и говорит:
«Или тебе мало награды, что я тебе голову не откусил, когда она у меня в зубах была?»

Лиса и журавль
Договорились жить между собой в дружбе
Лиса и журавель, ливийских стран житель.
И вот лиса, налив на плоское блюдо
Похлебки жирной, поднесла ее гостю
И попросила отобедать с ней вместе.
Смешно ей было видеть, как стучит птица
По блюду каменному без толку клювом
И жидкую не может ухватить пищу.
Журавль задумал отплатить лисе тем же.
И сам плутовке угощение ставит —
Большой кувшин, наполненный мукой крупной
Туда просунул клюв он и поел вволю,
Смеясь над тем, как разевала пасть гостья,
Не в силах в узкое протиснуться горло.
«Что ты со мною, то и я с тобой сделал».

Собака и ее отражение
Собака с кухни унесла кусок мяса,
Но по пути, в бегущую взглянув речку,
Решила, что кусок, который там виден,
Куда крупней, и бросилась за ним в воду;
Но, потеряв и то, что у нее было,
Голодная вернулась от реки к дому.
Кто ненасытен, тем отрады нет в жизни: они, гонясь за призраком, добро тратят.

Лисица и Виноград
Голодная Лисица заметила свесившуюся с лозы гроздь винограда и хотела было достать ее, но не могла.
Ушла она и говорит: «Он еще не дозрел».

Иной не может сделать что-либо из-за недостатка сил, а винит в этом случай

Лев, Медведь и Лисица
Лев и медведь добыли мяса и стали за него драться.
Медведь не хотел уступить, и лев не уступал.
Они так долго бились, что ослабели оба и легли.
Лиса увидала промеж них мясо, подхватила его и убежала

Осел и Погонщик
Погонщик гнал по дороге осла; но тот прошел немного, свернул в сторону и помчался к обрыву.
Он должен был вот-вот свалиться, и погонщик стал его оттаскивать за хвост,
но осел упрямо упирался. Тогда погонщик отпустил его и сказал: «Будь по-твоему: тебе же хуже!»

Соловей и Ястреб
Соловей сидел на высоком дубе и, по своему обычаю, распевал.
Увидел это ястреб, которому нечего было есть, налетел и схватил его.
Соловей почувствовал, что пришел ему конец, и просил ястреба отпустить его: ведь он слишком мал, чтобы наполнить ястребу желудок, и если ястребу нечего есть, пусть уж он нападает на птиц покрупней.
Но ястреб на это возразил: «Совсем бы я ума решился, если бы бросил добычу, которая в когтях,
и погнался за добычей, которой и не видать».
Басня показывает, что нет глупее тех людей, которые в надежде на большее бросают то, что имеют.

Волк и Ягненок
Волк увидел ягненка, который пил воду из речки, и захотелось ему под благовидным предлогом ягненка сожрать.
Встал он выше по течению и начал попрекать ягненка, что тот мутит ему воду и не дает пить.
Ответил ягненок, что воды он едва губами касается, да и не может мутить ему воду, потому что стоит ниже по течению.
Видя, что не удалось обвинение, сказал волк: «Но в прошлом году ты бранными словами поносил моего отца!»
Ответил ягненок, что его тогда еще и на свете не было.
Сказал на это волк: «Хоть ты и ловок оправдываться, а все-таки я тебя съем!»

Собаки и крокодилы
Советующий дурное осторожному, потратит время зря и будет высмеян.
Псы пьют из Нила, бегая вдоль берега,
Чтоб не попасться в зубы крокодиловы.
И вот, одной собаке, в бег пускавшейся,
Сказал крокодил: «Тебе бояться нечего, попей спокойно».
А она: «И рада бы, да знаю, как ты охоч до мяса нашего».

Лев и Мышь
Лев спал. Мышь пробежала ему по телу. Он проснулся и поймал её.
Мышь стала просить, чтобы он пустил её; она сказала:
– Если ты меня пустишь, и я тебе добро сделаю.
Лев засмеялся, что мышь обещает ему добро сделать, и пустил её.
Потом охотники поймали льва и привязали верёвкой к дереву.
Мышь услыхала львиный рёв, прибежала, перегрызла верёвку и сказала:
– Помнишь, ты смеялся, не думал, чтобы я могла тебе добро сделать, а теперь видишь, — бывает и от мыши добро.

Лисица
Попалась лиса в капкан, оторвала хвост и ушла.
И стала она придумывать, как бы ей свой стыд прикрыть.
Созвала она лисиц и стала их уговаривать, чтобы отрубили хвосты.
«Хвост, — говорит, — совсем не кстати, только напрасно лишнюю тягость за собой таскаем».
Одна лисица и говорит: «Ох, не говорила бы ты этого, кабы не была куцая!»
Куцая лисица смолчала и ушла.

Старик и Смерть
Старик нарубил однажды дров и потащил их на себе.
Дорога была дальняя, устал он идти, сбросил ношу и стал молить о кончине.
Явилась Смерть и спросила, зачем он ее звал.
«Чтобы ты подняла мне эту ношу», — ответил старик

Лисица и Лев
Лисица никогда в жизни не видела льва.
И вот, встретясь с ним нечаянно и увидав его в первый раз, она так перепугалась, что еле осталась жива;
во второй раз встретясь, опять испугалась, но уже не так сильно, как впервые;
а в третий раз увидав его, она расхрабрилась до того, что подошла и с ним заговорила.
Басня показывает, что и к страшному можно привыкнуть

Лягушки, просящие царя
Лягушки страдали оттого, что не было у них крепкой власти, и отправили они к Зевсу послов с просьбой дать им царя. Увидел Зевс, какие они неразумные, и бросил им в болото деревянный чурбан. Сперва лягушки испугались шума и попрятались в самую глубь болота; но чурбан был неподвижен, и вот понемногу они осмелели настолько, что и вскакивали на него, и сидели на нем. Рассудив тогда, что ниже их достоинства иметь такого царя, они опять обратились к Зевсу и попросили переменить им правителя, потому что этот слишком уж ленив. Рассердился на них Зевс и послал им цаплю, которая стала их хватать и пожирать.
Басня показывает, что правителей лучше иметь ленивых, чем беспокойных.

Ворон и Лисица
Ворон унес кусок мяса и уселся на дереве.
Лисица увидела, и захотелось ей получить это мясо.
Стала она перед вороном и принялась его расхваливать:
уж и велик он, и красив, и мог бы получше других стать царем над птицами,
да и стал бы, конечно, будь у него еще и голос.
Ворону и захотелось показать ей, что есть у него голос;
выпустил он мясо и закаркал громким голосом.
А лисица подбежала, ухватила мясо и говорит:
«Эх, ворон, кабы у тебя еще и ум был в голове,

  • ничего бы тебе больше не требовалось, чтоб царствовать».

Басня уместна против человека неразумного

Больной лев
Лев, изнуренный годами, притворился больным, и обманутые этим другие звери приходили навещать его, а лев пожирал их одного за другим.
Пришла и лиса, но встала перед пещерой и оттуда приветствовала льва; и на вопрос, почему она не входит, сказала:
«Потому что следы тех, кто входил, я вижу, а тех, кто выходил, не вижу».

Урок, полученный другими, должен нас предостеречь, ибо в дом человека важного войти легко, а выйти не просто.

Верблюд, Слон и Обезьяна
Животные держали совет, кого избрать царем, и слон с верблюдом выступили и спорили друг с другом,
думая, что всех превосходят и ростом и силою. Однако обезьяна заявила, что оба они не подходят:
верблюд — оттого, что не умеет гневаться на обидчиков, а слон — оттого, что при нем на них
может напасть поросенок, которого слон боится.

Басня показывает, что часто малая помеха останавливает большое дело.

Беременная гора
Давно это было, ещё во время Oно, когда в недрах огромной горы раздался
страшный грохот похожий на стон, и все решили, что у горы начались схватки.
Толпы народа прибывалы со всех концов земли, чтобы только поглядеть на великое чудо
– что гора произведёт на свет.
Дни и ночи стояли они в трепетном ожидании и, наконец, гора родила мышь!

Рубрики
Без рубрики

HIC RHODUS, HIC SALTA

HIC RHODUS, HIC SALTA

Перевод:

Здесь Родос, здесь прыгай.

В басне Эзопа «Хвастливый пятиборец» некий человек, вернувшись на родину после длительного путешествия, хвастается, что на острове Родосе он совершил такой прыжок, который никто из местных жителей не мог повторить, и что правдивость его слов мог бы подтвердить любой родосец. На это один из слушателей говорит: «Если все, что ты сказал — правда, то свидетели не нужны. Здесь Родос, здесь и прыгай».

Парафраза
HIC LOCUS, HIC SALTUS

Перевод:

«Здесь место, здесь прыжок», т. е. здесь надо действовать.

Парафраза, см. Hic Rhodus, hic salta

Так как человеческой натуре, при стремлении ее к идеалу, врождено непременное же стремление воображать себе идеал в каких-либо видимых формах, то мысль невольно становится тут нелогичною, невольно останавливает безгранично несущееся будущее на какой-либо минуте и говорит, как Гегель, hic locus, hic saltus. (А. А. Григорьев, Основные вопросы теории критики современного искусства.)

К — постыдной точке созерцания приводит формула, признающая развитие идеала, то есть, откровеннее говоря, несуществование идеала, к результатам не менее безотрадным и хотя не столь постыдным, но узким и ограниченным, приводит формула, когда не в силах вынести вечного вращения, вечного развития, она ставит Геркулесовы столпы в данную последнюю минуту, говоря: hic locus, hic saltus. (Там же.)1.
https://classes.ru/all-latin/dictionary-latin-russian-proverb-term-932.htm

Рубрики
Без рубрики

Стаций

Стаций

В XXI песни «Чистилища» (ст. 1—13 в пер. М. Л. Лозинского) Данте описывает встречу с поэтом Стацием, который ниже (ст. 82—102) на вопрос: «Кем был ты?» говорит о себе так:
» в Риме я был миртом осенен.
В земных народах Стаций не забылся.
Воспеты мною Фивы и Ахилл,
но под второю ношей я свалился.
В меня, как семя, искру заронил
божественный огонь, меня жививший,
который тысячи воспламенил;
я говорю об «Энеиде», бывшей
и матерью, и мамкою моей,
и все, что труд мой весит, мне внушившей.
За то, чтоб жить, когда среди людей
был жив Вергилий, я бы рад в изгнаньи
провесть хоть солнце свыше должных дней».
Данте бесконечно трогает эта преданность Стация Вергилию, которого Стаций не узнает, и он невольно улыбается. Стаций встревожен: он просит объяснить, чем вызвана улыбка. Данте — с позволения Вергилия — открывает Стацию, кто перед ним.
«Уже упав к его ногам, он рад
их был обнять; но вождь мой, отстраняя:
«Оставь! Ты тень и видишь тень, мой брат».
«Смотри, как знойно, — молвил тот, вставая, —
моя любовь меня к тебе влекла,
когда, ничтожность нашу забывая,
я тени принимаю за тела».
Так заканчивается XXI песнь «Чистилища», а ниже (XXII, 82—93) Стаций рассказывает, как он стал христианином, но во время домициановых гонений не решался открыто объявить об этом, прикрываясь показным язычеством. Понеся наказание, душа Стация была допущена из чистилища в рай, и именно Стаций сопровождает Данте тогда, когда Вергилий вынужден покинуть его; и на пороге рая Стаций и Данте вместе пьют из реки Эвнои (XXX, 133—135).
Едва ли кто-нибудь сегодня разделит с Данте-католиком его взгляд на Стация как на христианина. Но современности оказывается чужд и духовный опыт Данте-поэта, позволивший ему создать прекрасную картину загробной встречи двух величайших и наиболее чтимых им поэтов.
«Они пошли вперед; я, одинокий,
вослед; и слушал разговор певцов,
дававших мне поэзии уроки» (XXII, 127—129).
Кто сегодня, вызывая в воображении любимых и самых дорогих душе поэтов, с таким горделивым и счастливым смирением представил бы себя идущим вслед Вергилию и Стацию? — Пожалуй, никто.
А между тем, еще более трехсот лет после Данте Европа видела в Стации одного из величайших поэтов, и, таким образом, свыше полутора тысяч лет Публий Папиний Стаций был безупречным поэтическим авторитетом для читающих по-латыни европейцев.
«Папиний Стаций — самый значительный среди римских эпиков после Вергилия» (Николай Клемангий, около 1360—1437).
«Два его сочинения — большая „Фиваида” и меньшая „Ахиллеида” — доставляют великое наслаждение» (А. Децембрий, середина XV в.).
«Папиний — изысканнейший поэт» (Иоанн Баптиста Пий, fl. ок. 1500).
«Стаций, выдающийся поэт» (Франциск Флорид, XVI в.).